Стихотворения неизвестных годов - Страница 3

В объятиях твоих российский полубог.
Что с участью твоей сравнится?
Весь мир у ног его — здесь у твоих он ног.

* * *

Пожарский, Минин, Гермоген,
или Спасенная Россия.
Слог дурен, темен, напыщен —
И тяжки словеса пустые.

ЭПИГРАММА НА СМЕРТЬ СТИХОТВОРЦА.

Покойник Клит в раю не будет:
Творил он тяжкие грехи. —
Пусть бог дела его забудет,
Как свет забыл его стихи!

ПОРТРЕТ.

Вот карапузик наш, монах,
   Поэт, писец и воин.
Всегда, за всё, во всех местах,
   Крапивы он достоин:
С Мартыном поп он записной,
   С Фроловым математик;
Вступает Энгельгардт-герой —
   И вмиг он дипломатик.

СРАВНЕНИЕ.

   Не хочешь ли узнать, моя драгая,
Какая разница меж Буало и мной?
   У Депрео была лишь запятая,
   А у меня две точки с запятой.

НА ПУЧКОВУ.

Пучкова, право, не смешна:
Пером содействует она
Благотворительным газет недельных видам,
Хоть в смех читателям, да в пользу инвалидам.

ТВОЙ И МОЙ.

Бог весть за что философы, пииты
На твой и мой давным-давно сердиты.
Не спорю я с ученою толпой,
Но, милый друг, и верить им не смею.
Что, ежели б ты не была моею?
Что, ежели б я не был, Ниса, твой?

* * *

Тошней идиллии и холодней, чем ода,
От злости мизантроп, от глупости поэт —
Как страшно над тобой забавилась природа,
Когда готовила на свет.
Боишься ты людей, как черного недуга,
О жалкий образец уродливой мечты!
Утешься, злой глупец! иметь не будешь ты
Ввек ни любовницы, ни друга.

ОТРЫВКИ

1814

***

Мы недавно от печали,
Пущин, Пушкин, я, барон,
По бокалу осушали
И Фому прогнали вон.

1816

НОЭЛЬ НА ЛЕЙБ-ГУСАРСКИЙ ПОЛК.

В конюшнях Левашова
Рождается Христос.
Звезда сияет снова,
Всё с шумом понеслось.
. . . . . . . . . .
Иосиф отпер ворота:
". .. потише, господа,
Ведь вы здесь не в харчевне".

Христос спросил косого:
". . . . . . "
. . . . . . ..
"Из Голубцовых я!"
. вскричал Спаситель удивленный:
". .. его обнять готов.
Он мне сказал: "я из глупцов",
Вот малый откровенный".

. . . . . . .
. . . . . . .
Изрек хлыстом махая
Полковник филантроп.
. . . . . . .
Я славной Пукаловой друг
. . .. - хоть тысячи услуг.
. . . . . . . . .

Вдруг сабля застучала,
Сияет аксельбант,
Лихого генерала
Вбегает адъютант.
". . . . — мой генерал доволен,
Что, здесь. . . Христос живет?
. . . . . сам он не придет,
От дев немного болен".

DUBIA. ДВУМ АЛЕКСАНДРАМ ПАВЛОВИЧАМ.

Романов и Зернов лихой,
   Вы сходны меж собою:
Зернов! хромаешь ты ногой,
   Романов головою.
Но что, найду ль довольно сил
   Сравненье кончить шпицом?
Тот в кухне нос переломил,
   А тот под Австерлицом.

ГАРАЛЬ И ГАЛЬВИНА.

Взошла луна над дремлющим заливом,
В глухой туман окрестности легли;
Полночный ветр качает корабли
И в парусе шумит нетерпеливом.
Взойдет заря — далек их будет строй.
Остри свой меч, воитель молодой!

Где ты, Гараль? Печальная Гальвина
Ждет милого в пещерной темноте.
Спеши, Гараль, к унылой красоте!
Заря блеснет, — и гордая дружина
Умчится вдаль, грозящая войной.
Где ты, где ты, воитель молодой?

Гальвина с ним. О, сколько слез печали,
И сколько слез восторгов и любви!
Но край небес бледнеет, и в дали
Редеет тень. Уж латы зазвучали;
Близка заря; несется шум глухой…
Что медлишь ты, воитель молодой?

Призывному Гальвина клику внемлет,
Тоски, надежд и робости полна,
Едва дыша, разлуки ждет она:
Но юноша на персях девы дремлет.
Призывы битв умолкли за горой, —
Не слышал их воитель молодой.

Уже суда покинуть брег готовы,
К ним юноши с веселием бегут;
Прощальну длань подругам подают;
Златой зари раскинулись покровы;
Но, утомлен любовью и тоской,
Покоится воитель молодой.

Пылает день. Он открывает очи
Гальвина мнит ласкающей рукой
Сокрыть от глаз досадный свет дневной.
"Прости, пора! сокрылись тени ночи;
Спешу к мечам!" воскликнул — и стрелой
Летит на брег воитель молодой.

Но тихо всё, лишь у пустого брега
Подъемлется шумящая волна;
Лишь дева там, печальна и бледна,
И вдалеке плывут ладьи набега.
О, для чего печальной красотой
Пленялся ты, воитель молодой?

Она в слезах; в немой воитель думе.
"О милый друг! о жизнь души моей!
Что слава нам? что делать средь мечей?
Пускай другой несется в бранном шуме;
Но я твоя, ты вечно, вечно мой!…
Забудь войну, воитель молодой!"

Гараль молчал. Надменное ветрило
Его звало к брегам чужой земли;
Но с бурею так быстро корабли
Летели вдаль, и дева так уныло
Его влекла трепещущей рукой…
Всё, всё забыл воитель молодой!

И он у ног своей подруги нежной
Сказал: "Пускай гремят набег и брань:
Забыла меч ослабленная длань!"
Их дни слились в отраде безмятежной;